Samma på ryska

Образ финляндской революции в России

Финская социал-демократия, не без повода, пользовалась некоторым авторитетом и престижем даже за границей.

Партия пользовалась в Финляндии огромной популярностью и на выборах 1916-го она даже получила абсолютное большинство: 103 мандатов из 200 в финском сейме.[1]

При этом выборы проходили в свободной форме, при всеобщем и равном праве голоса, тайным голосованием. Так же женщины имели право голоса. Другими словами, политическую систему Финляндии можно было назвать самой демократической в мире. Сравнивать можно было только с Новой Зеландией.

Правда, с точки зрения социал-демократического учения, огромная популярность самих социал-демократов именно в Финляндии была аномалией. Ведь по марксистскому прогнозу именно рост промышленного пролетариата был бы залогом победы социал-демократов. За них бы голосовали именно рабочие, «заваренные в котлах завода».

В Финляндии все-таки промышленного пролетариата было еще мало. За социал-демократов голосовала прежде всего сельская беднота.

С другой стороны, эта сельская беднота была хорошо организована. Она имела свои многочисленные партийные организации, профсоюзы и так далее. Практически все были грамотные и читали газеты и литературу. Это был просвещенный сельский пролетариат.

Именно высокая организованность была отличительной чертой финской социал-демократии. Как и следовало ожидать, классовая борьба все-таки была краеугольным камнем и в доктрине финских социал-демократов.

В условиях Финляндии это означало политическую и экономическую борьбу в легальных формах. Самым великим пророком марксизма для финских социал-демократов был немец Карл Каутский, которого Ленин потом называл «ренегатом» и «мещанином».[2]

В условиях гражданской свободы и демократии политическая борьба естественно была ограничена в легальных рамках. Связь с русскими революционерами поддерживалась только негласно. Финские социал-демократы поняли, что у них уже были большие достижения. Их хотели сохранить и поэтому боялись сотрудничества с русскими.[3]

Как ортодоксальные марксисты, финские социал-демократы тоже сторонились сотрудничества с классовым врагом, т. е. буржуазией.

После первых демократических выборов социал-демократы не были согласны участвовать в финском правительстве (сенат), хотя стали самой крупной партией, получив 80 мандатов из 200.

Работа парламента оказалась непростой. Император -великий князь Финляндский- все-таки имел верховную власть и должен был подтверждать все законы.

Мало того, государь тоже мог распускать сейм, и действительно распускал - не менее чем пять раз за 1908-1913 гг.

Поэтому многие перестали верить в возможность ввести большие общественные реформы путем парламентской работы. От этого так же пострадала активность участия в выборах. В 1905-ом г. 68,9% мужчин и 60,3% женщин голосовало на выборах. В 1906-ом г. цифры были следующими: 61 и 51,4%. Общая активность была всего 55,5%.

Тем не менее, социал-демократы в 1916-ом г. получили абсолютное большинство в сейме - 103 мандата из 200.

Финское правительство (сенат) на тот момент было в руках русских людей, которых вопреки финским законам назначил император-великий князь.

Февральская революция 1917 г. в корни изменила политическую ситуацию Финляндии. В марте было сформировано новое правительство, и социал-демократы уже не сторонились в этом участвовать.

Новое правительство стало коалиционным. Шесть мест получили социал-демократы и шесть -остальные («буржуазные») партии. Председателем «экономического отделения» сената (премьер-министром) стал социал-демократ Оскари Токой. Социал-демократом был так же председатель сейма, Куллерво Маннер.[4]

В связи с февральской революцией Россия перестала быть монархией. С точки зрения Финляндии, юридическая ситуация стала неясной, так как института верховной власти не стало.

Социал-демократы, так же как и буржуазные юристы, считали, что временное правительство не имеет прерогатив великого княза и утверждали, что это обязанность финского сейма.

Политически это имело бы очень серьезные последствия как внутри Финляндии, так и для России.

Внутри Финляндии социал-демократы наконец имели бы возможность издать желаемые ими законы.  Этого, естественно, испугались многие представители буржуазных партий.

С точки зрения России, поручение выше описанных полномочий сейму делало власть русских органов очень незначительной. В разгар великой войны это более или менее означало покушение на цельность империи.

В тот момент, когда у временного правительства были трудности, и факт его свержения становился очевидным, 18 июля финский сейм одобрил т. н. закон о власти. Согласно этому, высшая власть в Финляндии была прерогативой сейма.

Не одобрив такого решения, временное правительство распустило сейм и назначило новые выборы. Согласно своему пониманию правовой ситуации, социал-демократические члены сейма не одобрили манифеста о его роспуске.

В финском сенате вопрос об издании манифеста послужил почвой для разногласия. Шесть сенаторов-социал-демократов проголосовало против, а шесть представителей буржуазного общества были за издание манифеста. В конце концов вопрос был решен генерал-губернатором, который имел право участвовать в работе сената, но обычно так не делал, не владея финским языком.[5]

На новых выборах сейма 1 и 2 октября 1917 социал-демократы потеряли свое большинство. На этот раз они получили 92 мандата из 200. Все-таки новые выборы отражали политические взгляды населения лучше, чем прежние, ибо активность избирателей достигла 69,2%, т.е., было на 13,7% больше чем в 1916 г.

Тем не менее, разочарование социал-демократов было огромное. Политическая работа при «буржуазном» парламентаризме оказалось бесплодной. Русские власти, вместе с финскими «буржуями» блокировали путь социал-демократии к полноте власти в стране.

Финские социал-демократы сторонились сотрудничества с русскими революционерами вплоть до 1917 г. Правда, еще в 1905 г. было некоторое сотрудничество на уровне рабочих масс, но в общем и целом, «русские» методы борьбы финны считали неуместными в своей стране.

Однако, в 1917 году, когда массовые беспорядки, нередко с участием русских военных, стали все более обычным явлением, традиционная вера в закон и порядок колебалась все чаще.

Более того, так как старая власть в Финляндии была свержена, то и опасность беспорядков была велика, что привело к формированию охранных групп. Со временем эти группы получили новые названия: красная гвардия (punakaarti, röda garden) и охранная гвардия (suojeluskunta, skyddskår).

Таким образом и в Финляндии была создана новая ситуация: двоевластие. В стране было два добровольческих вооруженных войска, но не было регулярной армии или полиции, за исключением русских войск, которые находились в состоянии распада.[6]

Еще в июле финские социал-демократы предпочитали сотрудничать с меньшевиками и эсерами, которые имели власть в советском конгрессе.

Но когда большевики оказались во власти, финские социал-демократы поспешили заручиться у них поддержкой. Надо отметить, что большевистские агитаторы, Сталин и Коллонтай, тоже приехали в Финляндию, чтобы сподвигнуть финнов и находившихся в Финляндии русских солдат к переходу на их сторону, с целью поддержать переворот.

Попытка не была напрасной. Правда, провозглашенная «всеобщая забастовка» во время Октябрьского переворота еще не означала революцию. На самом деле, вопрос о насильственном взятии власти «буржуев» был поставлен уже тогда, но по инерции или «непонятной трусости» (Сталин) социал-демократическая верхушка осталась в здравом уме и вернулась к методам парламентаризма, прекратив забастовку.[7]

Только 28 января 1918-го г., как известно, социал-демократическая партия провозгласила в Финляндии революцию.

Не только в глазах будущих поколений это было крайне странным явлением. Современники тоже выражали свое непонимание: «демократическая революция» в самой демократической стране![8]

В программу революции вошли некоторые социалистические требования, но не диктатура пролетариата. Правда, проект революционеров новой формы правления был очень странным, на пример в том смысле, что он указывал на долг народа восстать и свергнуть сейм, если тот посмел бы отказаться от нового строя.[9]

По крайней мере программу нового правительства можно было назвать «демократической», хотя и методы действия правительства иногда таковыми не являлись. Тот факт, что та самая демократическая революция все-таки произошла в стране, которая уже была, пожалуй, самой демократической в мире, конечно не могла не вызывать недоверие к вышеупомянутой программе.

На самом деле, очень трудно понять, почему же финские социал-демократы в конце концов не отказались от вооруженного восстания.

Известно, что давление со стороны «улиц» было сильное. Происходящее усугубилось тем, что безработица и голод резко возросли в результате банкротства русского правительства. Десятки тысяч потеряли свою работу, и прокормить себя и семью было нечем.

Вдобавок, большевики не только агитировали финнов к революции, но также достаточно хорошо вооружали их. Вместе с тем, в стране были еще десятки тысяч русских солдат, и большевики обещали заставить их встать на сторону восстания.

Фактически, русской помощи не хватало для сопротивления «белой гвардии», как стали называть армию, которая состояла из охранных отрядов. К тому же, белые получили помощь как из Германии, так из Швеции.

Гражданская война, которую стали называть войной освобождения, стала крайне безжалостной. Такого многие и не смели ожидать от финнов, которых было принято считать добродушными и неторопливыми. Когда, к концу войны, ещё и появились сведения о массовом убийстве русских в Выборге, это вызвало крайнее разочарование и недоумение.[10]

В целом, в Финляндии произошло что-то совсем невероятное. Великое княжество, которое всегда славилось своей образованностью и законопослушностью, стало вдруг примером зверства и насилия. Это надо было чем-нибудь объяснить.

Об этом узнали лишь в мае 1918-го.  До этого русские наблюдатели многое писали о финской революции - не только большевики, но и меньшевики, эсэры и даже кадеты. Большевикам не удалось сразу задушить свободу прессы, и будет небезынтересно рассмотреть, как сравнивали финскую революцию и переворот большевиков.

390-

Как известно, революция в Финляндии была действительно массовым явлением, а не только переворотом на вершине власти. Десятки, если не сотни тысяч людей активно участвовали в событиях, вооруженной борьбе, в местном управлении и т. п.[11]

 В России же переворот большевиков первоначально был прежде всего произвольным свержением власти Временного правительства, которое все-таки имело поддержку крупнейших социалистической партии и которое подготовило народам России учредительное собрание. Последнее же было мечтой российской демократии уже на протяжении ста лет, и большевики также требовали его созыва.

Пару месяцев после октябрьского переворота большевиков, в России не происходило значительных революционных изменений. Исключение составили акты анархии, развал армии и преследования других политических партий, кроме самих большевиков и левых эсеров, которые были в правительстве. Имела ли вообще революция в России место быть? Николай Бердяев считал, что никакой революции не было.[12]

Зато налицо были произвол большевиков против всех святых гражданских свобод, разгул анархии и притеснение политических противников, социалистов в том числе. Ситуация была хуже, чем при царях.

Как показано в книге Дзейна Бурбанка, недовольство интеллигенции большевиками было всеобщим явлением.[13] Не только такие писатели как Иван Бунин и Максим Горький резко критиковали революционную анархию «советской власти».[14] Почти вся интеллигенция была против.

Газеты, такие как («на ¼ большевистская») Новая жизнь, эсеровская Дело народа, Наш век кадетов, Новый луч меньшевиков и другие пристально следили за событиями в Финляндии весной 1918 г.

А в Финляндии хотели видеть альтернативу российским событиям. Если альтернатива была, то что она из себя представляла?

Можно сказать, что российская пресса, за исключением большевистской, в начале 1918-го г. дружно провозгласила, что настоящая социалистическая революция имеет место быть не в России, а в Финляндии.

Какие были отличительные свойства этой настоящей революции и чем она отличалась от российской?

Кадетский Наш век считал важным заявление члена финского красного правительства Ю.Сирола, который сказал, что например контроль за банками нес только практическую задачу, тем самым только препятствуя финансированию контрреволюции.[15]

Более того, финны хотели сохранить демократический парламентаризм и явно отказывались от идеи диктатуры пролетариата. Так же между российскими советами и финскими местными органами было важное различие: в Финляндии их задачи были только административные. Судебных или законодательных полномочий они не имели.[16]

Эсеровская Дело народа подчеркивала, что в Финляндии не было «анархо-советизма». В Финляндии банки и заводы, а также землю не социализировали. «Власть советов» не была тем идеалом народной власти.[17]

А самым важным является то, что финны сохранили идею демократии. Они пообещали плебисцит. Можно было только себе представить декрет от Ленина, который бы пообещал такое![18]

А. Серебров в Новой жизни подчеркивал, что в Финляндии -а не в России- социал-демократы «не раз» имели большинство в парламенте, иначе говоря, они представляли волю если не большинства, то примерно половины народа. Более того, в Финляндии под властью революции не подразумевалось солдатского элемента.[19]

Как считала Новая жизнь, финская революция глубоко отличалась от русского переворота. В Финляндии революционеры имели бы право называть себя «диктатурой пролетариата». Следует также отметить, что в Финляндии не кричали о «скоропалительном социализме» и не использовали лозунг «беспощадности», чем гордились смольнинские вожди.

Таким образом, революция в Финляндии имела строго практический характер. Их мероприятия были только шаги на пути к социализму, но не сам социализм. Иначе говоря, принципы финской революции были те самые, которые Новая Жизнь не раз предлагала русским советам.[20]

После Брестского мира было ясно, что финская революция гибнет. Многие русские газеты сочувствовали. Меньшевистский Вперед писала о «славной смерти» и считала, что «Октябрская революция» обманула финнов. Они же считали, что этот переворот был действительно социалистическая революция.[21]

Рафаил Григорьев из Новой жизни тоже жалел судьбу финнов. В Финляндии же против друг друга воевали два класса, тогда как в России линия фронта шла через русскую демократию.[22]

Новый луч считал, что «трагедия финского пролетариата» была трагедией всего интернационала. В Финляндии речь шла все-таки о настоящей революции и не от анархии, где говорили о «коммунизме» и «грабили награбленное». Финны поверили в международную солидарность большевиков, а их продали немцам.[23]

Вопрос об «измене» финской революции был, естественно, задан и в большевистских рядах. Судьба власти большевиков все-таки была для верхушки дороже всех других ценностей, и Брест-Литовский мир был подписан 3 марта 1918-го, хотя как левые СР-ы, так и левые большевики были против.

Кстати говоря, сама финская гражданская война была чрезвычайно кровавой и беспощадной. Она уже началась, в то время как в России ничего подобного еще не было.

Появляющиеся новости о кровавом белом терроре в Финляндии шокировали даже большевиков, которые называли белых «дикой и кровожадной шайкой». Все больше страдала репутация финнов от «трусливых и зверских» расстрелов русских, даже тех, кто вовсе не участвовал в гражданской войне.[24] 

Правда, такие зверства совершали только белые, как сообщали газеты. Можно было считать, что в конце концов виновата во всем была «окаянная буржуазная культура».[25]

В итоге, рассматривая реакцию русской прессы на финскую 191-го, можно говорить о «романсе» русской демократии с финской революцией 1918-го года. Как при всех романсах, в начале процесса появляется склонность идеализировать предмет обожания. Потом образ другого приобретает все более реалистичные черти.

При этом, финская революция 1918-го предоставила, для русской публики, интересную возможность сравнивать свои местные события с заграничными. Пример Финляндии тоже показал реальность гражданской войны, которую Ленин так легкомысленно в своих «апрельских тезисах» проповедовал для всей Европы. Таких ужасов, которые произошли в Финляндии, которую традиционно считали спокойной и разумной, пока практически не было в России.[26]

Но финские события скоро оказались в тени более крупных событий. Так же как Отечественная война 1812-го г. затмила Финскую войну 1808-1809 гг. и как Великая отечественная война 1941-1945 гг. затмила Зимнюю войну 1939-1940 гг., так и Гражданская война России 1918-1922 затмила Гражданскую войну в Финляндии в 1918-го г.

---

[1] См. Юссила, Хентиля, Невакиви, Политическая история Финляндии 1809-1995. «Весь мир» Москва 1998.

[2]  http://leninism.su/works/76-tom-37/1371-proletarskaya-revolyucziya-i-renegat-kautskij1.html

[3] Антти Куяла, Кризис в русско-финских отношениях. В кн. Русский сборник XVII, Модест Колеров, Москва 2015, 203-204.

[4] О развитии финляндской политики и отношении с Россией см. Юссила, Хентиля, Невакиви 1998.

[5] Подробно об этом см. Eino Ketola, Kansalliseen kansanvaltaan. Suomen itsenäisyys, sosialidemokraatit ja Venäjän vallankumous. Helsinki 1987

[6] Risto Alapuro, State and Revolution in Finland, UCLA Press 1988.

[7] О революционной ситуации в ноябре см. Viktor Holodkovski, Suomen työväen vallankumous 1918, Moskova 1978, s. 44-82.

[8] См. дневники: Juhani Aho, Hajamietteitä kapinaviikoilta I, WSOY, Porvoo 1918, s. 27; Santeri Alkion päiväkirjat II, Profeetta 1914-1918. SKS Helsinki 2012

[9] Anthony Upton, The Finnish Revolution 1917-1918.University of Minnesota Press, 1980, 361-363, 390-395.

[10] См. Красная газета 21.6.1918 «Т. Володарский и Красная газета».

[11] Только в красной гвардии было до 80000-90000 человек.

[12] http://www.odinblago.ru/filosofiya/berdyaev/berdyaev_bila_revolucia/

[13] Jane Burbank, Intelligentsia and Revolution, Oxford University Press 1986.

[14] И. Бунин, Окаянные дни (1918), Максим Горький, Несвоевременные мысли (1917-1918). Москва Айрис пресс, 2004.

[15], Беседа с г. Сирола, Наш век 17.2.1918

[16] Письма из Гельсингфорса, Наш век 23.2.1918

[17] В.В. Сухомлин, письма из Финляндии, Дело народа 30.3.1918

[18] Там же.

[19] А. Серебров, Финляндская революция. Новая жизнь 3.2.1918.

[20] Там же.

[21] «Славная смерть» Вперед 17.4.1918

[22] Рафаил Григорьев, Трагедия Финляндии, Новая жизнь 13.4.1918

[23] Трагедия финляндского пролетариата, Новый луч 23.3.1918

[24] Расстрел русских граждан в Выборге; Урок расстрелов в Выборге, Красная газета 9.5.1918. Рафаел Григорьев,  Белый террор, Новая жизнь 15.5.1918

[25] Красная Газета 9.5.1918.

[26] Еще осеню 1918 г. большевики апологзиировали расстрелы заложников тем, что в Финляндии белые расстреляли 20000 человек (на самом деле, растрелянных красных было 7000-8000) и Краснов на Дону 15000. «Заложники во время революции». Петроградская правда 12.9.1918.